После происшествия в Люксембургском саду все зарубежные офисы Отдела консульских операций были оповещены о случившемся и, несомненно, получили соответствующие ориентировки в отношении «опасного преступника» Таркина. В этом Эмблер нисколько не сомневался. Именно на этом он и надеялся сыграть.
Успех операции во многом зависел от точного знания, что и где искать. Эмблер это знал. Ему было прекрасно известно, что услуги, предлагаемые «консульской службой», служат прекрасным прикрытием для резидентуры Отдела консульских операций. На первом этаже консульства стояли в очереди и заполняли полученные бланки несчастные туристы с потерянными паспортами. Руководивший процессом администратор походил на уставшего от жизни директора похоронного бюро. Выдачей виз заведовал копуша с подозрением на болезнь Паркинсона.
Ни посетители, ни служащие не задавались вопросом: а что же происходит на этажах повыше? Никто не спрашивал, почему работающие там пользуются отдельным входом и чем их не устраивают уборщики, обслуживающие первый этаж. А дело все было в том, что там размещался так называемый Парижский сектор Отдела консульских операций. Того самого отдела, руководство которого, как подтвердил Фентон, пришло к выводу, что бывший агент под кодовым именем Таркин, выражаясь профессиональным языком, «спасению не подлежит».
Эмблер решил попытаться проникнуть в логово льва, но только тогда, когда самого льва там не будет.
Подо львом в данном случае подразумевался некто Кейт Левальски, толстяк лет шестидесяти, управлявший Парижским сектором железной рукой и проявлявший при этом такую подозрительность, которая была бы более уместна в средневековой Москве, чем в современной Западной Европе. Недовольство и даже враждебность, возбуждаемые такими методами в среде подчиненных, не оказывали на него ни малейшего впечатления; те же, перед кем он отчитывался, считали его крепким менеджером, в послужном списке которого отсутствовали упоминания о каких-либо провалах. Достигнув всего, чего хотел, Левальски совершенно не стремился подняться выше, а потому и не рассматривался стоящими над ним как потенциальный конкурент. Эмблер знал его только понаслышке, но того, что он слышал, было вполне достаточно, чтобы не ставить слухи под сомнение.
Сейчас все в руках Л орел.
Не допустил ли он ошибку? Не подверг ли ее опасности?
С другой стороны, иных вариантов у него просто не было.
Сидя за столиком в ближайшем, через дорогу, кафе, Эмблер снова и снова посматривал на часы. Если все прошло, как планировалось, Лорел вот-вот должна появиться.
А если нет? Его окатила холодная волна страха.
Он дал ей совершенно четкие инструкции и убедился, что она все запомнила. Но сможет ли Лорел, не будучи профессионалом, сымпровизировать, если что-то пойдет не так?
Если бы все прошло по плану, она бы уже позвонила из американского посольства на улице Габриель; он бы и сам это сделал, но не мог рисковать — коммутаторы в консульстве могли быть оборудованы голосовыми анализаторами.
Они обсудили разные варианты, разные предлоги, разные случайности. Лорел должна была явиться в отдел по связям с общественностью в качестве личного ассистента известного музейного куратора, имеющего отношение к программе Международного партнерства музеев и отправившего ее за материалами очередного собрания. Предлог простой и одновременно туманный, но вполне благовидный и позволяющий разузнать кое-какие детали. Эмблер рассчитывал на то, что отдел посольства по культуре, как обычно, дезорганизован до состояния дисфункции. Его сотрудники постоянно натыкались друг на друга, хватаясь за одну работу и забывая о другой. При такой неразберихе ассистентку куратора отправили бы на четвертый этаж, где ее, решив, что произошла какая-то ошибка, попросили бы позвонить своему шефу и объяснить ситуацию.
Далее Лорел должна была набрать номер, который дал ей Эмблер, и передать, используя определенные фразы, срочное сообщение для Кейта Левальски. Из Вашингтона прибыл некий высокопоставленный чиновник Государственного департамента, требующий немедленной встречи с мистером Левальски. В консульстве звонок из посольства никаких подозрений вызвать был не должен.
Поручение не требовало большого актерского таланта, но требовало точности и четкости в исполнении инструкций. Смогла ли она это сделать? Сделала ли?
Эмблер снова посмотрел на часы, стараясь не думать о том, что могло пойти не так. Еще через пять минут из дома № 2 по улице Сен-Флорентен спешно вышел пожилой и, похоже, страдающий одышкой мужчина и сел в ожидающий его лимузин. Эмблер облегченно вздохнул. Получилось.
Получится ли у него?
Едва лимузин свернул за угол, как Эмблер с видом измученным и решительным вошел в консульство.
— По паспортному вопросу налево, за визами направо, — привычно сообщил мужчина в форме, сидевший за столом, похожим на школьную парту. На столе лежал с десяток заточенных карандашей. За день их расходовалось, наверно, не меньше пары дюжин.
— По официальному делу, — бросил Эмблер и, не обращая внимания на очередь, направился к столу с табличкой «Справки».
— Арни Кэнтор здесь?
Рыхлая молодая женщина, делавшая какие-то пометки на листке бумаги, подняла голову.
— Секундочку. — Она оглянулась, и из-за приоткрытой двери тут же появился ее ровесник с серьезным лицом.
— Это вам нужен Арни Кэнтор? А кто его спрашивает?
Эмблер закатил глаза.
— Или он здесь, или его нет, — небрежно бросил он. — Начни с этого.
— В данный момент его нет, — осторожно ответил молодой человек. Волосы у него были коротко, но не по-военному подстрижены, натянутая улыбка, изображать которую он, наверно, учился перед зеркалом, плохо сочеталась с недоверчивым взглядом.